Медсестричка - Михаил Шуфутинский

В начале марта где-то снег сыпал до рассвета, на стриженых, без шапок и без

шляп,

С фамилией на бирке, в районы Индигирки из камер забирали на этап.

Там было множество мастей, улыбок, жестов, новостей, и посмотреть бы это все со

стороны —

Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу

после длительной войны.

Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу

после длительной войны.

Начальничек конвоя в колонну всех по трое погнал бегом через тюремный двор,

А у ворот на вышках со звездами мальчишки заученно проверили затвор.

Один метнулся на «рывок», но головой в сугроб кивок, и тело за ноги в подвал

поволокли,

И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.

И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.

Но сквозь метели сетку не разглядеть «запретку», стрелок с винтовкой малость

оплошал,

И пуля хоть куснула, но сердце обогнула, беглец еще прерывисто дышал.

В тюремном лазарете хирург при слабом свете доставленного сразу же на стол.

Накрашенная ярко девчонка-санитарка спешила и готовила укол.

Он заключенный — ну, и что ж?

Зато собою так хорош!

И сколько смертными

статьями не суди,

Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной

забинтованной груди.

Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной

забинтованной груди.

В натопленной палате под простыней, в халате, на стенке даже радио поет.

Торопятся недели, за решеткой звон капели, беглец уже и на ноги встает.

И так проходит день за днем, а сердце девичье огнем: знать, для любви решеток

нет и нету крыш.

Девчонка шепчет: «Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве

объяснишь?»

«Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?»

И вот апрельский вечер, охрана горбит плечи, несется санмашина через двор.

Взглянули по привычке: в кабине — медсестричка, работникам — «зеленый светофор».

И что на утро было там!

Хлопот конвою и постам: найти ни зека, ни сестричку не

могли.

И непонятно, почему им наплевать на Колыму и на раскопки крайнесеверной земли?

«Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?»